Не смог

Его звали Робин. Он был молодым христианином и не отличался чем-то выдающимся. Как все новообращенные, он только начинал свой христианский путь. Однако, из всех христиан в общине его выделяла яркая черта - он постоянно опаздывал. Опаздывал почти всегда и почти всюду, в том числе и на воскресные собрания. Не потому, что был злостным «опоздателем», просто потому, что не мог себя организовать. Сколько он не пытался, всегда находилось что-то, что давало о себе знать в самый последний момент – непоглаженная рубашка, поиски ключей от входных дверей, голодная, невыгулянная собака и т.д.

Он боролся, как мог, но казалось, что все в этом было против него. Собравшись с силами и почти отчаявшись, в конце концов, Робин решил сделать последний, сильный и решительный шаг – в очередной раз покаявшись в собрании в своем опоздании, объявил, что более не будет опаздывать и что положит этому конец, прося Церковь молиться и поддержать его в этом. Христиане восприняли это без особого энтузиазма – кого волнуют чужие проблемы, тут своих хватает. Но все-таки это был смелый и необычный шаг, потому он сразу попал в зону повышенного внимания, за ним стали наблюдать. «Интересно, получиться у него или нет…посмотрим, как оно будет…ну вот, хоть что-то случилось, будет теперь о чем поговорить за чашечкой чаю» - мелькали мысли в «святых» головах.

Он продержался четыре воскресенья, а на пятое снова опоздал. Причем в этот раз он пришел на целый час позже, пропустив утреннее занятие и перерыв. Когда он вошел, уже началось поклонение и пастырь проводил песни. С его приходом, два десятка глаз тут же уставились на него с молчаливым упреком: «Сорвался таки, не смог! Ну, что скажешь в свое оправдание?». Он молча прошел и сел на свое место. Взял песенник, но петь не стал. Сидел молча не поднимал глаза и боясь глянуть на пастыря. Сзади он услышал шепот: «Я же тебе говорил, что и двух месяцев не продержится, с тебя шоколадка».

Началось поклонение, перед принятием хлеба пастырь озвучил призыв к покаянию, в ответ, как и обычно, откликнулась только тишина. Тишина была буквально пропитана вопросом: «Ну, что скажешь в свое оправдание?». Но Робин молчал, видимо не находя в себе силы и смелости ответить. Тогда пастырь перевел взгляд на Робина, желая как бы дать ему знать, что надо бы что-то сказать, но Робин не поднимал глаз. «Ладно, - подумал пастырь, - в конце концов, ничего страшного, ну не сдержался, опоздал, не такой уж это и грех, чтобы требовать покаяния, может, есть серьезная причина; все же это его отношения с Богом, поговорю с ним на недельке об этом, если будет возможность», произнес молитву и начал раздавать хлеб.

Как обычно, после собрания, все собрались на чаепитие в кухне, обсуждая разные темы своей повседневной жизни. Робин налил себе чаю и стал в углу. «Горбатого могила исправит» - прорезался сквозь гул голос пожилого брата из угла. «Каким человек был, таким и останется» - донесся из другого конца кухни голос пожилой сестры. «Вот так получается, когда человек пытается что-то сделать сам, без Бога» - сказал один брат средних лет другому. «Выходит дух и бродит и не нашедши покоя возвращается, и бывает последнее для человека хуже первого» - ответил другой брат.

Рядом стояла молодая сестра, которая нравилась Робину. Собрав в себе последние силы он сказал: «Привет. Знаешь, я сегодня опоздал, так получилось, я хотел прийти вовремя, но получилось что…». «Тебе не нужно оправдываться, - резко оборвала его сестра, - я все понимаю. И я тебя не обвиняю, ведь это твои отношения с Богом», и пошла взять еще кусочек шоколадки к чаю, ища возможности поболтать с другими сестрами.

Тут к Робину подошла другая молодая сестра. Сейчас она жила и поклонялась в другом городе, сегодня же была в гостях, чтобы увидеть братьев и сестер. Она хорошо знала Робина, год назад они жили в одном городе и поклонялись в одной общине. Сердце Робина ожило: «Привет Карла. Как я рад тебя видеть!». «Привет, - с доброй улыбкой ответила Карла, – я тоже рада тебя видеть. Мне говорили, ты изменился, духовно вырос, возмужал, даже публично обещал не опаздывать больше». «Эээээ…. да. За прошедший месяц я ни разу никуда не опоздал. Вроде как получается» - пролепетал Робин. «Я вижу, - добавила она с легким сарказмом, – каким ты был, таким ты и остался. Но все равно рада тебя видеть». Она хотела еще что-то добавить, но не успела, пришло время побывать в объятиях братьев и сестер, протиснувшихся сквозь толпу, чтобы поговорить с нею.

Робин далее не стал оставаться на чаепитие, ему стало тяжело и больно дышать, сложно смотреть в глаза братьям и сестрам. Было немного тяжело на сердце, но он не плакал, он старался понять их. Откуда они могли знать? Не могли. Могли ли догадываться? Не могли. То, что сейчас происходило с ним в его сердце, было скрыто от их взора, спрятано за завесой их привычного восприятия. Так им было проще, они оставались верными своим убеждениями и сложившимся представлениям о нем. И то, что происходило в этот момент в его сердце, было так же скрыто от них за их привычной суетой. Могли ли выслушать? Могли. Могли ли проявить интерес, постараться понять? Могли. Но это было не нужно, в своих сердцах они уже вынесли вердикт.

Поднявшись на второй этаж, он вернул книгу в библиотеку и взял свои вещи. Не успел он спуститься вниз, как его встретила сестра с тряпкой в руках. «Привет» - сказал Робин, сдерживая переживания, которые волнами накатывали в его сердце. «Ну, наконец-то, заметил! - выпалила она вместо приветствия. - Я давно хотела тебе сказать, Робин, что ты никого не любишь! И труд сестер не уважаешь! Да тебе просто наплевать, что я здесь только что пол помыла. Прошел как царь! Смотри, какие следы остались». «Следы… Следы… Ах да, пол и следы» - Робин попытался собраться с мыслями. «Сказать что-то? - подумал он. – Нет смысла. Дела говорят сами за себя – четыре следа четко выделяются на мокром полу. Что будут мои слова, слова брата, против этих четырех следов?». «Знаешь, я только сейчас обратил внимание...» - начал свой ответ Робин, но закончить не успел. Сестра стерла следы тряпкой со словами: «Только не надо оправдываться и возражать. Я давно за тобой наблюдаю. Я хорошо знаю след твоей подошвы, и не раз замечала его на высохшем полу. Просто признай – это твоя проблема. Ты не любишь и не уважаешь труд сестер. Отсюда не уважаешь и самих сестер. На самом деле ты просто эгоист». В голове Робина мелькнули мысли: «Я никогда раньше не обращал на это внимание. В нашей семье было считалось вполне нормальным ходить по только что вымытому полу. Я даже и думать не мог, что отпечаток подошвы на мокром полу может так много рассказать о глубине души его владельца. Почему бы просто не сказать мне об этом раньше?». Робин молча вышел из комнаты.

Выйдя на улицу, он почувствовал облегчение от свежего воздуха, солнца и зеленых деревьев. «Как спалось? - поприветствовал Робина один из братьев на улице. «Что, сегодня опять проспал?» - спросил другой. Робин не сказал ни слова, он просто продолжал идти дальше. Еще раз вспомнил момент, когда стоял растерянно, решая – идти ли ему сегодня в собрание. Мысленно перенесшись в то время, теперь он был еще более уверен, что поступил правильно. Он как будто снова стоял на том месте, ощущая все те переживания, то состояние.

Его ноги были сплошь покрыты царапинами и ссадинами, на руке кровоточил порез, из под ребер он только что извлек занозу величиной с ноготь. Все это он получил, когда напролом преодолевал кустарник, насаженный вдоль железной дороги. Спина болела от удара о столб, куда его откинуло волной воздуха от пролетевшего поезда. Два нижних ребра были сломаны от неудачного падения. Это он получил, когда отскакивал от пролетавшего поезда. Кисть правой руки болела от растяжения, он растянул ее, когда пытался оттянуть тяжелую стрелку, освобождая из нее ногу девочки. Плечо болело, от растяжения в результате резкого толчка, когда отталкивал ее в сторону от поезда.

Поезд проехал, девочка плача убежала домой. Робин стоял возле путей железной дороги один, снова и снова прокручивал в голове то, что только что случилось. Крик, поезд, поезд, крик – и снова никого, лишь он и пустые рельсы. Доли секунды отделили его от смерти в это утро. Никогда еще смерть не была так близко и не подходила так внезапно. Вся жизнь пробежала перед глазами Робина, все, что он любил, ценил, к чему стремился, зачем жил. Робин впервые понял, что жизнь имеет в себе нечто большее, что он ранее не замечал, чему не придавал значения, что сейчас стало для него основным, главным и самым важным. Любовь. Любовь, мерою которой есть то, сколько ты способен отдать, ничего не ожидая получить взамен, отдать понимания, поддержки, помощи, самопожертвования, терпения и смирения. Жертвенная любовь, которою Бог возлюбил нас.

Отходя от шока и осмотрев себя, не нашедши серьезных повреждений, пошел в собрание. По дороге сделал небольшой крюк и зашел в аптеку, чтобы купить пластырь, так же купил воды, чтобы умыться и омыть раны. Аптекарь посоветовала ему обратиться к врачу, чтобы тот осмотрел его более внимательно. Но Робин хотел провести это утро с Богом в собрании Церкви, с братьями и сестрами, которые были для него всем – семьей, поддержкой, пониманием и опорой. Сердце его льнуло к Богу, и за неделю он сильно соскучился за всеми. Еще будучи в шоке от случившегося с ним этим утром и осознания того, что сам он, немногим ранее, мог закончить свой земной путь и никогда более его нога уже бы не ступила бы собрание Церкви, никогда более он бы не смог обнять горячо любимых братьев и сестер, никогда более не увидел бы их лиц, их улыбок, терпя боль сломанных ребер, растяжений, заклеивая синяки и порезы, Робин отправился в молитвенный дом, где его ждали святые люди Божьи, его семья.

30.06.2008

Владимир Олейник